Более половины спортсменов готовы умереть за медаль
— Если бы допинг позволил мне закончить Лондонский марафон, я бы принял его не раздумывая.
— Приём допинга может превратить вас в наркомана, но это такая вредная привычка, которая приносит награды.
— Ник Коэн заявляет: Я буду бегать с эгоистичным чувством права на приём допинга. Я тренировался для этого. Это моё право.
Если вы читаете это в воскресенье утром, то сейчас я теоретически должен участвовать в «Лондонском марафоне». Я говорю «теоретически должен», потому что по состоянию на вечер пятницы понятия не имею, смогу ли вообще бежать.
Я тренируюсь с декабря. Я понемногу бегал сначала. Потом дольше. Затем я превратил 15-мильный пробег в 19-мильный. Я совершил это без особых проблем и тогда впервые подумал, что смогу туда добраться (на «Лондонский марафон»).
Последовали скоростные забеги (хотя в моем случае «скорость» читалась бы лучше как «бег трусцой»). А затем я стал пробегать более 20 миль за раз. К этому времени план подготовки к марафону уже стал занимать доминирующее место в моей голове. Этот план командовал моими ежедневными действиями на недели и месяцы вперёд. Даже когда мы приехали в отпуск, всё, о чем я мог думать, это как приспособить местные трассы под мои нужды. Я игнорировал свой кризис среднего возраста, и делал всё, чтобы мои ноги двигались. Две недели назад я вышел на «лёгкий» пятимильный пробег. Я был измотан. Но в плане подготовки было сказано «пять миль», так что я мог сделать?
Я побежал. Тропинка пошла по склону, который опускался вниз так незначительно, что вы бы этого не заметили. Моя нога неудачно коснулась склона, и моя левая мышца, ответственная за сгибание бедра, порвалась. Это был конец, я не бегал с тех пор.
Я побегу сегодня (или попытаюсь побежать) по одной практической и двум эмоциональным причинам. С практической стороной всё понятно – я уже не могу не бегать.
Эмоциональные реакции более сложные. Я не стану притворяться, что знаю, что движет хорошими спортсменами, но, возможно, теперь я понимаю их немного лучше.
Если бы сегодня в сети Интернет я мог купить допинг, который бы меня поправил, я бы принял его, не моргнув. Я бросил алкоголь, но допинг согласен принимать. Я не могу спать. Мое тело чувствует, будто оно было заключено в тюрьму без суда и следствия. Надвигающийся крайний срок марафона добавляет панику из-за возможной его отмены для меня. Я был так близко к этому забегу, а теперь у меня так мало времени. Если бы существовал способ каким-то образом, снова почувствовал себя целым.
Жалость к себе может оправдать всё, что угодно, и травма вызывает это желание так же, как синяки. Вы вложили огромное количество работы в свою цель. Каждая часть вас готова к её реализации, кроме одного неисправного сухожилия. Возмущенный голос повторяет у вас в голове, что вы не заслуживаете этого наказания.
Если я (не профессионал) так себя чувствую, то представьте, что чувствуют настоящие спортсмены. Поклонники слабых клубов считают, что их игроки выбивают себе нелепые зарплаты и смеются (ведут весёлую жизнь). Я думаю: неужели игроки «Манчестер Юнайтед», возвращаются, смеясь, в свои особняки, и там каждый вечер пьют джин и джэг?
Распространенность депрессий в спорте говорит о другом. Депрессия, особенно среди отдельных спортсменов, внезапно оказавшихся без команды, которая обычно их поддерживает, это не одиночество, характерное для бегуна на длинные дистанции, а реакция на боль и потерю. Немецкие спортивные психологи обнаружили, что это связано с нехваткой времени, чтобы оправиться от стресса и травм. Они (профессиональные спортсмены) обучены до уровня, который остальные из нас не могут понять. От их работы зависит не только их доход и статус, но и все их понимание того, кем они являются. Они должны вернуться в игру, или их жизнь проваливается.
Этот императив, безусловно, является частью объяснения проблемы допинга. Экономисты обсуждают мошенничество, с такой же точки, как они склонны обсуждать многое другое. Они работают, исходя из предположения, что люди являются рациональными действующими лицами. Нет никаких сомнений в финансовых стимулах для мошенничества, шансах быть пойманными и дилемме, с которой сталкиваются спортсмены, подозревая, что их соперники разыгрывают ту же карту (тоже принимают допинг). Но так же, как рациональность не может объяснить все поведение кредиторов и инвесторов на пузырьковых рынках, так же нельзя объяснить причины приёма допинга.
Однажды «Sports Illustrated» спросила олимпийских спортсменов: Если бы вам дали вещество для повышения производительности, и гарантировали, что вас не поймают, что вы выиграйте все соревнования в течение пяти лет, но затем умрёте, вы бы приняли этот допинг? Более 50% опрошенных сказали «да». Вам будет сложно назвать рациональными такие ответы.
Современные исследователи не смогли повторить такие же цифры (более 50% смертников), поэтому, возможно, это была случайность. Но я не могу не заметить, что многие из запрещённых и опасных лекарств, которые принимают спортсмены, призваны свести к минимуму травмы. Тестостерон и стероиды помогают уменьшить воспаление и позволяют достигнуть быстрого выздоровления. Конопля и опиаты маскируют боль. Я сомневаюсь, что спортсмены думают, что они обманывают людей, когда принимают их. Во всяком случае, думают больше, чем они думают о рисках для собственного здоровья. Восстановление пострадавшего тела, это не подлость, а акт справедливости, который возвращает вас в ваше законное состояние.
Поэтому я буду работать в воскресенье с эгоистичным чувством права. Я тренировался для этого. Бежать марафон — это моё право. Но есть немного более высокий мотив. Я уже писал о лицемерии, с которым мы лечим психические заболевания, что удивительно даже по меркам современного мира. Политики говорят, что помощь психическим больным является приоритетной задачей, а затем сокращают деньги, необходимые местным властям для финансирования мест в специальных школах и приютах. Педагоги-воспитатели заботятся о том, чтобы удовлетворить «особые потребности» детей, а затем помещают учеников, страдающих аутизмом, в «кабинки для изоляции» или выталкивают их (из приюта), потому что от них слишком много проблем.
Множество добрых людей дали деньги «Национальному аутистическому обществу», потому что я пообещал пробежать Лондонский марафон. В этих обстоятельствах чьё-то здоровье (в данном случае моё), в сущности, не имеет значения, и я буду ходить по кровавой дорожке, если придется.
От редакции: автор статьи Ник Коэн, обозреватель «Observer». Он объясняет, почему спортсмены имеют законное право и желание принимать допинг. Причём объясняет на собственном примере. В принципе, мы с этим согласны. Давно уже раздаются здравомыслящие голоса, утверждающие, что нет смысла бороться с допингом. Во-первых, потому, что допинг принимают практически все профессиональные спортсмены (хотя ловят только некоторых, неугодных). Во-вторых, борьба с допингом более всего нужна не спортсменам, а антидопингвым организациям (для продолжения их финансирования).
Мы бы предложили разделить спорт таким же образом, как он был разделён десятки лет ранее – на любителей и профессионалов. Путь те, кто хочет принимать допинг, честно об этом скажут и будут называться «Профессионалами». Пусть они подписывают при этом соглашение: «Я принимаю допинг, и беру на себя все связанные с этим риски, вплоть до смерти». Пусть они ставят рекорды и получают за это деньги, награды и медали.
А те, кто допинг принимать не хочет, пусть называются «Любителями» и проводят свои Олимпийские Игры и прочее. Они не смогут ставить рекорды, и не будут получать больших денег, но на них тоже будет ходить собственный зритель, предпочитающий «чистый спорт».
